Киселевский ТЮЗ продолжил радовать эстетов премьерной классикой. Вслед за гениальным Маркесом этим старейшим в мире детским стационарным театром поставлен спектакль сразу по двум пьесам великого драматурга Ионеско – «Стулья» и «Лысая певица».
Драматургию Ионеско понять, в сущности, невозможно, так как это аллюзии страхов и сюрреалистических сомнабулических нагромождений. Современниками были написаны горы научных трактатов и утверждены термины европейской «алитературы» и «антидрамы». Для ТЮЗовских стен обращение к абсурдизму не ново: театром АТХ в лице Сергея Волкова и заслуженной артистки России Елены Блохиной на малой сцене ТЮЗа была поставлена пьеса Сэмюеля Беккета «Счастливые дни».
Режиссер-постановщик нынешней премьеры Паоло Эмилио Ланди не только переиначил ионесковский текст, но творчески переосмыслил даже самих персонажей пьес. Так, у Ионеско в «Стульях» главными героями являются Старик со Старушкой. У нас на сцене выделывали клоунские кульбиты отнюдь не калькирующие эти абсурдистские образы Лаврентьева с Райковым, но вполне физически сильные, находящиеся, как говорил Карлсон, в самом расцвете жизненных сил заслуженная артистка Елена Вовненко и Валерий Емельянов.
Они берут в руки книги Фрейда и Дарьи Донцовой, а затем Емельянов, в роли Его, швыряет книги в квадрат некоего пространства за сценой. Само пространство, по-разному подсвеченное и созданное помимо Ланди американцем Вестом Варвиком Ридом, напоминает «Красный квадрат» Малевича, манифестировавшего смерть искусства. Этот символ был использован Антоном Кузнецовым в постановке «Пентесилеи» на сцене возглавляемого им театра драмы.
Другим символатом другой пьесы «Лысая певица» выступил грим Мэри, служанки (актриса Светлана Никулина). Он копировал «прикид» молодежного движения готов. Так, у Мэри губы были выкрашены черным, с правого бока на бедро свисали цепи из белого металла, а сама она по ходу пьесы выкатывалась на сцену на роликах, что должно было добавить, по режиссерскому видению, идиотизма происходящему.
Действительно, в «Лысой певице», как ранней своей вещи, Ионеско был близок движению дадаизма, прокламировавшего мир абсурда, играющего ценностями западной современной цивилизации.
Вопли героев саратовского спектакля про «Я иду по ковру, ты идешь…», «Сутану Сатане!!!» и т.п. также - режиссерское измышление.
Примером следованию тексту были бы диалоги из «Стульев» типа: Старик (он, кряхтя, наклоняется, чтобы поднять уроненную невидимой гостьей невидимую вещицу). Нет, нет, не утруждайтесь… Я сейчас подниму… Вы, однако, проворнее меня. (С трудом распрямляется).
Старушка (старику). Годы есть годы.
Старик (даме). Да, старость не радость, оставайтесь всегда молоденькой.
А так: просто на ТЮЗовской сцене происходит вариация на тему. Из трагифарса обе пьесы переделываются практически на полный фарс, а в «Лысой певице» и на форс-мажорный. Убыстрение действия роднит нашу премьеру с постановкой Свободного театра ДК «России» - «Гамлет на четверть часа» Тома Стоппарда.
Если в пресс-релизе значится, что Ионеско изображает в «Стульях» остров одиночества, то все происходящее отсылает к параноидальным страхам американцев и вообще людей Запада перед советской военной угрозой во времена холодной войны, а поведение персонажей первой пьесы напоминает пессимистический рассказ «Будет ласковый дождь» Рея Брэдбери.
Поведение героев Вовненко и Емельянова, вылезающих из расположенного по центру сцены кубического пространства, напоминает заторможенностью действия людей-червей в «Счастливых днях». А вот фарс в «Лысой певице» игрой просто продавливает на гогот зала подобно классическим английским комедиям со смехом за сценой.
«Лишь тогда, когда я говорю, что все непонятно, я ближе всего к пониманию единственной вещи, которую нам дано понять… Передо мной нет ничего, нет даже этого ничего… Я не понимаю. Я не двигаюсь, а горы все выше и страшнее», - так высказывался офицер Почетного легиона, лауреат многочисленных премий, француз Эжен Ионеско в 1967 году. Постановка спектакля этого классика в 2008-м нивелирует моменты актуализации: политической (Ионеско протаскивает бонапартизм де Голля), социальной (страх атомной войны), философской (расцвет экзистенциализма). ТЮЗ, наверное, задался целью показать, как резво могут актеры реагировать на переклинивающие моменты абсурдизма. Комичное амплуа Артема Кузина более соответствует роли Капитана пожарной команды в «Лысой певице», чем роли Оратора в «Стульях». Спектакль идет два с половиной часа с антрактом. Если зрителям придется не по душе часовой гон двух артистов перед пустыми стульями в «Стульях», то покидать театр не стоит: «Лысая певица» (а в финале действительно центром композиции становится некая, стоящая спиной фигура в купальной шапочке телесного цвета, имитирующей лысость) – повод посмеяться: актеры не просто порют чушь, но увлекаются самой что ни на есть клоунадой, превращаясь в коверных-эксцентриков. Этому способствует и однозначно неприличный повторяющийся с ритмичным оттягом жест Мистера Смита (актер Алексей Чернышев), которым он пугает часы, и похабничанье в жестикуляции Мистера Мартина (актер Валерий Емельянов).
Фрейдизм в диалоге Ионеско: «Пожарник. Она ведь гасила мое первое пламя. Мэри. Я его маленький фонтанчик» - превращается волей режиссера в контркультурный акционизм. Алитература и антидрама середины прошлого века преподносится как трэш-культура его конца. Другое дело: зачем юным зрителям такая подача классического, изучаемого с филологической точки зрения, материала, зачем его интерпретировать? Декаданс, от которого отталкивался Ионеско, давно в прошлом. Образы, созданные Ионеско, зачастую доведены до функций естественных отправлений, прочее же лишается смыслов. Так драматург боролся с «обществом потребления». Наверное, нынешняя премьера - своеобразная попытка через тернии абсурдизма возвысить души юных зрителей до понимания самоценности жизни, одухотворить еще неокрепшие души.