Статьи
Тема продажной любви в Саратове, или «Ямщики» грязи не боятся
Когда Лев Толстой прочитал «креатив» Куприна «Яма», он «запостил» в «каменты»: «Грязно это». «Возможно, что это грязь, но надо же очиститься от нее…», — «отжог» ему автор. Перед студентами театрального факультета саратовской консерватории и профессором Риммой Беляковой, сделавшей из повести сценарий, стала трудная задача: выпустить дипломный спектакль о проститутках не пошлым, не кичевым, не грязным.
Известно, что «креатив» у Александра Ивановича, автора небесной «Суламифи», изнасиловавшего свою музу такой «подлой» темой, получился непотопляемый. Он прошел жернова двух цензур: дореволюционной, когда «в доле» доходов публичных домов были некоторые видные политические и общественные деятели России, и советской, когда в 1972 году в девятитомнике Куприна каким-то чудом вышла супернатуралистическая повесть «про это», когда «этого» в Союзе «не было вообще». Причем в домашних библиотеках искомый шестой том практически всегда отсутствовал: бдительные родители прятали от отпрысков излишне откровенный, с точки зрения социалистической морали, опус.
Итак, почти южный, почти столичный город. Местная Большая Казачья (Тверская, у автора — Большая Ямская). Бесчисленное количество притонов с прейскурантами на любой кошелек — рынок женского «мяса», клоака для избытка городского сладострастия. Права проституток «защищены»: регламент содержания публичных домов узаконен, девочки под надзором медицинского департамента, налоги «уплочены». Коррупция, правда, бушует — взятки немерены, да и вырваться из ямы однажды попавшей туда женщине практически невозможно. Да… а я тут, понимаешь, терзаю Римму Ивановну вопросом: почему она для раскрытия темы, актуальной для города, выбрала трагедию девчонок из «дома» Эммы Эдуардовны? А не Соню Мармеладову Достоевского или, например, Катюшу Маслову Толстого, не Надежду Николаевну Гаршина и не историю пансиона Телье и Франсуазы Мопассана (это героини-«желтобилетчицы», вошедшие в классику мировой литературы еще до Куприна).
Снова знаменитая на всю Россию саратовская театральная школа — кузница звезд — не подкачала. Сценическое действо, произведенное ее юными питомцами, заинтересовало страну. После гастролей по городам спектакль был сыгран на фестивале «Твой шанс» в самом сердце Москвы, «На Страстном» — большой сцене центра Союза театральных деятелей России. Это дало возможность посмотреть постановку значительному количеству зрителей. Достоинства, выгодно отличающие спектакль от прежних российских, таковы. Эпизоды из мощного и довольно пестрого «креатива», который «ниасилишь» за один вечер, выбраны Беляковой тонко: реалистично, но без «клубнички». Была наконец услышана подсказка классика: воцарился центральный герой, соединивший события в единую драматургическую линию. Это представитель «второй древнейшей» профессии Платонов (журналист), он же — за автора. Волей случая попавший столоваться в такой «дом», это единственный мужчина, увидевший в «товаре» живых людей, а не предметы для отправления «естественных потребностей». В показе, виденном мной, его играл Антон Бебин. Музыкальное оформление, выбранное им же, лаконично и к месту: Вертинский, Петр Лещенко и Камбурова, вживую звучит городской фольклор начала прошлого века. Ну и, конечно, ни с чем не сравним вдохновенный молодежный «драйв» — изо всех студенческих сил.
Удивительно, что это самое страшное и позорное явление буржуазного общества на заре восстановления «грязной» профессии в России пятнадцать лет назад было благословляемо… школьницами того времени. И не потому, что они поголовно шли туда работать. Просто создалась иллюзия, что стало чуть безопаснее ходить по улицам в одиночку. Якобы уменьшилось количество маньяков, во что бы то ни стало пытающихся поделиться «самым дорогим» или просто это «обнародовать». Типа: открылась отдушина — получить искомое, не нарушая уголовный кодекс. Именно эти аргументы до сих пор приводят апологеты проституции, пытаясь оправдать уродливое социальное явление, нивелирующее прекрасное таинство зарождения новой жизни, апофеоз любви до обыденной физиологической процедуры.
Кстати, Куприн сумел сгенерировать настолько гениальный мужененавистнический посыл, что временами обалдеваешь: это писал мужчина? Действительно, впору поверить, что животное начало у большого количества представителей сильного пола бесспорно превалирует над человеческим. Причем это человеческое (а ведь должно быть и божественное) начало в мальчишках вытравляется самим изуродованным городским сообществом, научающим поступать «как все» и видеть в женщине рабу желаний и прихотей «Человека». (Заметим, что у наших соседей-славян на «ридной мове» слово «муж, мужчина» звучит как «чоловик», а все, что кроме — так только, «жинка»…). Спектакль «Яма» — это гражданский шаг саратовской молодежной богемы, их позиция, не дающая притерпеться и к этой обиде — вытравливанию духовности и промыванию мозгов на тему: ах, как полезна и нужна проституция! И страшная боль раскаяния, до слез пронзающая молодого кадетика Колю Гладышева, завсегдатая заведения, уж было оправдавшего существующее положение вещей в подобном «толерантном» обществе (в исполнении Артура Касимова), подает надежду, что автор этой русской «Хижины дяди Тома», посвятивший повесть юношеству и материнству, не зря шесть лет полосовал свою душу острым лезвием «этой» темы.
P.S. На днях стало известно, что во взрослой программе третьего фестиваля «Твой шанс» в Москве саратовский дипломный спектакль «Яма» удостоился звания лауреата фестиваля в номинации «Зрительские симпатии». Лауреатство, по словам Риммы Беляковой, дает возможность ее студентам сыграть его на сцене московского центра «На Страстном» в течение театрального сезона 2007-2008 годов.
