Когда мне было пятнадцать лет, я получила первое в своей жизни любовное письмо. Вырванный из школьной тетрадки листок в клетку, размашистый почерк, масса грамматических ошибок и чернила красного цвета. Нашла я его в кармане своей куртки. Подписи не было.

Дружила я тогда с одноклассницей Надькой, длинной белобрысой девкой. Жила она в доме напротив школы, собственно, на этой почве мы и сдружились, можно было в перемену сбегать чего-нибудь съесть или вообще прогулять урок.

И вот к Надьке приезжает кузен. По имени Иван. Кузен только что демобилизовался из армии, и по пути в свою деревню Петровского уезда решил погостить какое-то время в Саратове. Он прибарахлился. Купил красные сапоги со скошенным каблуком, типа казаки. Иван был маленького роста, чуть-чуть пониже меня. За эти красные сапоги мы с Надькой прозвали его «Гусиные лапки».

Не помню, что мы все вместе делали. Просто болтали. На картах я ему гадала.

И вот первое свое любовное письмо я получила от Иванушки-гусиные лапки. Довольно большое письмо. Масса восклицательных знаков и обращений: «О, Александра! Богиня!».

Мы с Надькой ржали над этим письмом несколько дней.

Я потом долго хранила его. Иногда зачитывала вслух на всяких пьянках и посиделках. Кто-то выступал с гитарой, а я вот с Ванькиным письмом. Оно и действительно было дико смешным. Именно своей серьезностью и красивостью. Ванина эпистола пользовалась бешеной популярностью, особенно когда заканчивались все анекдоты.

С тех пор прошло много лет. И сегодня я могу констатировать тот факт, что это единственное любовное письмо в моей жизни.

Оно, конечно, потерялось. И я даже вообще забыла о нем. Сколько лет-то прошло. А вот сейчас почему-то вспомнила. Фиг его знает, мне в общем-то не стыдно. Хотя… безусловно, если бы я тогда поверила в его искренность, то так бы не поступила. А она там была, искренность, просто я оказалась неготова к ней. К такому стилистическому изложению чувств солдатика из деревни.

И знаете, я отношусь к этому так: каждый человек должен совершить в своей жизни какое-то количество нехороших поступков. Для того чтобы, когда плачешь, уткнувшись в подушку, когда бессилен что-то исправить, когда все то, что еще вчера казалось чем-то сказочным, вдруг оборачивается такой нелепой прозой, когда весь мир превратился в черный сгусток несправедливости, не спрашивать у судьбы: «За что?».

За Ваньку-гусиные лапки.

Мои тренинги

В три года у меня была белая, батистовая ночная рубашка с длинными завязками впереди. Я заглатывала завязку всю целиком, медленно делая глотательные движения. А потом резко выдёргивала.

Меня держали две тети в белых халатах, а другая совала мне в рот шланг с железной гайкой на конце. Мне сильно расцарапало горло, я не могла кричать, дышать, горло заполнилось шлангом, оранжевой резиновой трубкой, а они говорили, что будет не больно и не страшно.

Потом, когда шланг выдернули, меня вырвало чем-то ужасно вонючим, жёлтым, похожим на сырой желток.

Я плакала, боль в горле мешала говорить, но я всё равно спрашивала: «Что это, что это, что это?..». Это желчь, ответили мне.

Так, в три года я увидела свою желчь, которая вырвалась из меня и протекла под щёку, измазала мне волосы и ухо.

Я тренировалась, глотая завязки от ночной рубашки, каждый вечер перед тем как заснуть.

Чтобы не было мучительно больно и страшно глотать железную гайку и чтобы никогда больше из меня не вырывалась желчь.

Потому что от неё очень горько. Так горько... Ужасно долго горько во рту.