Умер Ельцин. Но связанная с именем первого российского президента эпоха политических свобод умерла еще раньше. В той свободе, что свалилась на наши неподготовленные головы, было столько незнакомого, что каждый использовал его как мог. Ее называли «ельцинской вольницей». Со знаком минус. Наверное, в ней действительно было много минусов. Но самым большим, и когда-нибудь историки со мной согласятся, был ее срок. Свобода не стала потребностью для России. Прививочные ее дозы переработались организмом быстрее, чем большинство людей словили кайф от возможности почувствовать самоуважение. А без прочувствованного, осознанного ответа на вопрос Достоевского «Кто я есть, человек или тварь дрожащая?» разговор о человеческом достоинстве сведется к тому, чтобы померяться, кто более достойно устроился в жизни. В смысле — материально устроился.

Не надо лукавить, еще при президенте Ельцине, россияне, отвечая на вопрос социологов, каких прав им не хватает, права социальные стали ставить впереди прав политических. Россиянам вдруг стало казаться, что возможность дать ребенку бесплатное высшее образование, возможность получить бесплатную квартиру от государства, возможность отдаться в бесплатные руки хирурга гораздо важнее возможности отдать свой голос за того политика, которому ты доверяешь. Об этом отказе от права своего голоса первый президент России Борис Ельцин знал. Без этого знания он вряд ли решился бы отдать страну в руки преемника. До этого воля «дорогих россиян» интересовала Ельцина по менее важным поводам. Он все-таки был народным президентом. По крайней мере в первый срок своего правления.

Явка на выборах первого президента России составила 75 процентов. И более половины из пришедших к урнам уже в первом туре проголосовали за Ельцина. В минувшие выходные Франция наслаждалась политическими свободами. Дышала ими. О слаженности и частоте политического дыхания говорили цифры явки желающих выбрать президента. За два часа до окончания голосования свое мнение о том, кто достоин управлять страной, высказали 80 процентов избирателей. Явка регистрирует настроение людей, как тонометр давление крови. В штабах кандидатов напряженно следили за давлением настроений. А те, кто следил за сообщениями из штабов, обнимались и пели. Марсельезу.

Аналитики уже назвали нынешние французские выборы революционными. Уже известно, что рекордную явку на участки обеспечила молодежь. Никогда во Франции свою политическую волю не высказывало такое количество избирателей от 18-ти до 30-ти лет. Этой группе населения стало небезразлично, как будет развиваться их страна. И во многом поэтому во второй тур вышли немыслимые ранее кандидаты. Не француз, а венгр по отцу Николя Саркози и женщина Сеголен Руаяль. Вы можете себе представить, что российский народ из двенадцати кандидатов в президенты своей страны выбрал бы для соперничества во втором туре еврея по отцу Ходорковского и женщину Любовь Слиску? Не из духа противоречия. А по симпатии к личности. И по вере в экономическую программу.

По прогнозам во втором туре соперников разделит от 5 до 1 процента голосов. А потом венгр по отцу Николя Саркози поведет страну жестким курсом стимуляции труда работоспособных французов. Например, отменит налоги с доходов, полученных на сверхурочной работе. А женщина Сеголен Руаяль, наоборот, позаботится о социальной защищенности тех, кто недорабатывает. Им она обещала поднять зарплату. И кардинальность экономических подходов кандидатов — залог очередной рекордной явки в политической истории страны.

В политической истории нашей страны явка на президентских выборах не играет с некоторых пор никакой роли. Ее просто отменили. Сколько придет человек выбирать главу государства, столько и хватит. Новация политтехнологов, предложивших такой подход к важнейшему мероприятию в жизни демократических государств, возникла не в их многомудрых головах. Она лишь отражение пассивных настроений населения. Российский электорат за семь последних лет многократно расписался в многократных опросах, что ему нужна крыша над головой и похлебка пожирнее в миске. И если право на это не нарушается, то кто там сидит в Кремле и кто мелькает на экранах телевизоров, абсолютно все равно. Иллюзия.

Тут бы самое время поговорить о более серьезных иллюзиях. Например, о том, что политика и экономика — две совершенно параллельные прямые, которые не пересекаются. Или о том, что наименее трудно в экономике прогнозируется курс доллара и цена на нефть. А именно на этих двух хорошо себя ведущих в последние годы составляющих базируется наша стабильная экономика с ее регулярными выплатами зарплат бюджетникам и пенсий старикам. Но мы вернемся к нашей обывательской иллюзии. К житейскому представлению о том, что в последние годы с социальными правами российского человека все в порядке.

Не знаю, как другие, а лично я то и дело чувствую себя пораженной в правах. Уже не первый день я живу в квартире, где отключено отопление. Мне и остальным сотням тысяч саратовцев сказали, что температура воздуха на улице и ночью и днем устойчиво выше 8-ми градусов тепла. На самом деле этим маленьким враньем администрация города, в котором я живу, экономит деньги на расчеты с энергетиками. Но, получается, что ее право экономить выше моего права жить в теплой квартире?

Недавно я ездила в Питер с пересадкой в Москве. Купейные билеты от Саратова до Москвы и от Москвы до Питера были сопоставимы в цене. Несопоставим был сервис. В убогих вагонах саратовского поезда стоял неистребимый туалетный запах, и проводники — также, как в советские времена — командовали собрать постельное белье. В купе тверского поезда, который домчал меня до Санкт-Петербурга, хотелось пересечь страну вдоль и поперек. Получалось, что одна железная дорога нарушила мое право на получение сполна оплаченной услуги. И списать разницу в сервисном обслуживании на рыночную конкуренцию не получается. Хотя бы потому, что и та, и другая дорога контролируются ОАО «Российские железные дороги», которое контролируется российским правительством и администрацией президента. Кстати, в этом ОАО, контролируемом государственными структурами, не так давно созрел совершенно антирыночный план повышения цен на железнодорожные билеты в предпраздничные дни и в дни отпусков. По стратегии «гибкого регулирования» цены в дни, когда на билеты повышенный спрос, взлетают до 30-ти процентов. Предпочитая регулировать пассажиропоток, а не пассажироподъемность, государство крадет у меня право на майский отдых у моря.

А у дачников, что лет 15 назад построили свои домики недалеко от волжского берега в районе «Дач СГУ», отняли два года назад Волгу. Какие-то сильные мира сего сначала оттяпали забором спуск к воде, а потом стали неспешно строить за этим забором терема. Инициативная группа из нескольких кооперативов пишет письма в самые разные инстанции, а забор и ныне там.

В докладе уполномоченного по правам человека в Саратовской области есть рассказ о том, как у людей отняли право на водопроводную воду. Семь лет в одном из саратовских общежитий в кранах нет горячей воды, а вместо семи кранов с холодной водой работает только один на этаж. В том же докладе — рассказ о том, как семью вышвырнули из жилищной программы «Молодая семья», потому что, пока ждали денег в бюджете, главе семьи исполнился 31 год. А программа рассчитана на людей до 30-ти лет.

Уполномоченный по правам человека, как женщина и как бывший прокурор, с этими людскими бедами идет в прокуратуру. И иногда добивается результатов. Но ни о бедах, ни о результатах не захотели слушать ее рассказ депутаты областной думы. Они почему-то посчитали, что три часа на то, чтобы меряться, кто правильней понимает закон о Знамени Победы и кто громче расскажет о том, что наконец услышал о маленьких зарплатах учителям, не жалко. А потратить час, чтобы выслушать о бедах маленьких людей, которые достучались только до дверей уполномоченного по правам человека, уже лишнее.

Когда-то давно, когда Борис Николаевич Ельцин первый раз пришел к власти, у меня была соседка по лестничной площадке. Она ходила в суд буквально каждый день. Потому что каждый день она считала себя пораженной в правах. То ей зарплату дали невовремя, то в домоуправлении нахамили. И суды по этим своим маленьким, житейским делам она, как правило, выигрывала. Мне казалось, что судья районного суда должен ее просто ненавидеть. Но судья по фамилии Искра очень удивил меня однажды тем, что отозвался о моей соседке с большим уважением. И даже обобщил, сообщив, что если бы хотя бы каждый десятый в России ходил в суд так же часто, как моя соседка, то порядок в стране можно было бы навести много быстрее. Но таких людей, вдруг взявших да в одночасье поверивших не в Ельцина, а в новый порядок вещей и в возможность ощущения чувства собственного достоинства, оказалось немного. И поэтому они не смогли спросить с власти по всей строгости. А теперь говорят, что никогда особо и не хотели.