«Мы лишь двадцать лет назад начали труднейший путь от тоталитаризма к демократии. Сегодня мы в начале пути! Так сказать, через тернии к звездам…», — сказал в одном из своих интервью один известный политолог.

Думаете, опять статейка о политике? Да нет. Просто об охоте.

Почти весь февраль великий и ужасный санитарный врач всея Руси Онищенко издевался над несчастными охотниками. «Весенней охоты не будет», — констатировали федеральные ленты. — «Птичий грипп снова начнет бушевать». Потом появились другие новости. Можно даже процитировать: «Весеннюю охоту откроют, потому что больная птица не сможет долететь до России». По-моему, новость писала «больная» пресс-служба.

Мы ждали и надеялись.

«Да у них уже руки трясутся от нетерпения!», — говорил мне один знакомый охотник, имея в виду егерей. — «Изголодали, бедняги. Будет охота. Через неделю откроют. Можешь собираться». Не обманул. Через несколько дней информация появилась и в Интернете. Сердце радостно заныло.

Руки у егерей, действительно, тряслись. Деньги лились рекой. В министерстве стояла огромная толпа за путевками. По сто рублей с брата за один район на десять дней, хотя реально — на одни выходные. А еще патроны по 8 рублей штука, бензин по 20 за литр. Штрафы за случайное попадание на территорию какого-нибудь частного охотхозяйства, которых развелось, как грязи…

Формальности улажены, путевки куплены, патроны в рюкзаках, ружья начищены. Едем (я и мои знакомые Валера и Володя). Старенькая «Нива», загруженная до отказа, осторожно пробирается через саратовские пробки. Главное — вырваться за Энгельс, а там…

Пролетаем мост, с открытыми ртами глядя на еще скованную льдом Волгу.

— Опять рано разрешили, — вырывается у Володьки.

И в чем-то он прав. Не будет открытой воды — не будет и дичи.

— Да какая им разница, за путевки уже насобирали…

Настроение падает.

Въезжаем в город-спутник. Мимо проносятся аптеки, магазины, серые «свечки» многоэтажек. С самой верхотуры «Трансмаша» нас провожает огромный плакат «Единой России». От рекламных стендов на обочинах, судя по обилию фамилий, уже «пованивает» выборами.

Подъезжаем к КПП — некой границе между двумя разными мирами — городом и деревней.

— Здесь менты злые, не то что «сытые» саратовские, — улыбается водитель. — Деревенский мент вообще особый вид.

Конечно, останавливают, скользят взглядом по «старушке». Та смущенно смотрит круглыми фарами на дорогу. Лейтенант ищет изъяны и не находит. Расстраивается. Внимательно оценивает наш колоритный камуфляжный прикид.

— На охоту?

— Да.

— Оружие есть?

Начинаю давиться сигаретным дымом. Все-таки в органы берут особых людей! Наблюдаю за Валеркой — человеком по натуре очень язвительным.

— Да, нет, командир. Зачем оно нам… — не сдержался тот.

Служивый верит! Отдает права, уже почти уходит. Резко разворачивается:

— Удачной охоты!

— И тебе того же.

Многочасовая дорога утомила. Изрытое словно бомбовыми ударами дорожное полотно не позволяло ни на секунду расслабиться. А навстречу — веселый указатель в голубых тонах: «Участок дороги протяженностью 22 км обслуживает… директор... ».

— Я бы этому директору… — проворчал Валерка, томящийся за рулем.

— А куда едем-то? — спохватился я.

— На Белое Озеро.

По позвоночнику будто током. Неужели вновь увижу!? Был там всего пару раз. Еще с ныне покойным дедом. Мы тогда тряслись почти час по грунтовке, и вдруг прямо посреди степи открылось величественное озеро. Дед уплыл блеснить, а я остался на берегу с удочкой и зацепил огроменного линя. Он долго мучил дошколенка, и все это время я звал деда на помощь. А когда сам, наконец, вытащил, гладил золотую меленькую чешую трясущимися руками.

— Белое Озеро... — повторил я. — А прорвемся?

— Мы с Вованом давно туда на весеннюю охоту собирались попасть. Осенью были, а весной… Не знаю, как по этой глине полезем, но постараемся.

К вечеру выехали на грунтовку. Взгляд задержался на остовах зданий, некогда служивших коровниками. Я еще помнил времена, когда за заграждениями ревели несколько сотен буренок, а по вечерам раздавались щелчки пастушьих кнутов. Потом все умерло. Местные растащили кто что смог. Зияющие провалами крыши обжили десятки сизарей, а останки стен обросли кустарником. Это в Саратове добряк-губернатор рассказывал о сельском хозяйстве. Пока летели слова и слюна, поля зарастали сорняком, а в огромных пустующих коровниках ловили тощих мышей корсаки.

— Погнали, — насупился Валера, выводя машину на «глину».

Поначалу шли бодро.

До первой низины.

«Старушка» начала вилять, грозя вылететь прямо на озимые. Валера бился как мог. А затем дорога и вовсе превратилась в сплошную лужу, покрытую рыхлым снегом. То и дело нам приходилось резко выпрыгивать. Под слоем раскисшей глины земля все еще была мерзлой. Только поэтому и не сели на «мосты». Двигатель ревел, из-под капота валил дым. Все молчали. Во время редких отрезков накатанной дороги в салоне повисало тяжелое напряжение. Потом снова надрывный вой мотора, и мы с перекошенными лицами уже упираемся каблуками сапог в жижу, толкая машину. Быстро темнело.

— Приехали, — в сердцах ударил по рулю Валера.

Прямо посреди дороги раскинулось маленькое озерцо, наполняющееся ручейками с полей. Развернулись. Попробовали пробиться по другой дороге. Не получилось. Снова вернулись на исходную. Я проверил глубину. Помахал руками, чтобы разворачивался. Но водитель выжал педаль газа и ринулся на штурм. Каким-то чудом вылез, едва не собрав деревья на обочине. Без потерь не обошлось — оставили глушитель.

— На обратном пути подберем, — выдавил из себя Валера, понимая, что останавливаться нельзя.

Совсем стемнело. Под светом фар изрытая дорога превратилась в абстрактное пятно. Все перенервничали и устали.

Наконец фары вырвали из темноты ржавые комбайны, косилки, кучу всякого металлолома и покосившийся дом. Решили остановиться. Как только затих мотор, машину со всех сторон окружили истерично голосящие разномастные дворняги. К нам вышел человек в драной фуфайке и ватниках.

— Вы что тут делаете? Это частная территория. — с ходу начал он.

— Нам бы на Белое Озеро…

— Белое дальше, а здесь — частная территория. Здесь все частное — и поля, и пруды…

— А дорога тоже частная?

— И дорога тоже.

— Так как же нам проехать?

— А туда другой дороги нет… Вино есть? — улыбнулся всеми десятью зубами сторож.

Вина не было, поэтому угостили пивом.

— Мои охотнички тоже скоро приедут. — раздобрел тот. — Ток у них не ваш шпингалет, а сплошь иномарки.

— Хорошо живут… Фермеры?

— Да кто их разберет...

Сторож соблаговолил пропустить нас, и мы двинулись дальше. По частной дороге.

Ориентировались интуитивно. Почти пролетели нужный поворот. Заехали в какой-то овраг и прорывались на дорогу по плотному снегу.

— Вон оно! — закричал Володя.

— Что?

— Дерево! Я под ним осенью селезня взял! Приехали!

Остановились у густого тростника. Я вышел из машины, прихватив фонарь. Нашел место прежнего кострища, обрывки сетей. Спустился к берегу… и обомлел. Луч фонаря выхватывал из темноты куски земли вместо воды. Я продрался через тростник и понял, что оказался там, где некогда было дно огромного озера. Напоминанием служили только усеявшие покрытую трещинами глину бесчисленные ракушки.

Вернулся к машине растерянный и раздавленный, будто после хорошей оплеухи.

— Ну что там? Распаковываемся?

— Воды нет... — пролепетал я.

Мне не поверили. Бросились проверять.

А затем новая гонка по ночной степи. Мы не верили, что вся вода могла исчезнуть.

— Мы здесь позапрошлой осенью были!.. — уговаривал сам себя Валера.

Объезжали пруд часа два, то и дело выпрыгивая из машины и осматривая русло. И каждый раз в свете фонаря маячило сухое дно.

Наконец добрались до плотины и решили заночевать. Силы покинули окончательно. Будь что будет!

Утром перед нами открылась вся панорама случившегося. С высокой плотины в линзы бинокля было отлично видно все многокилометровое мертвое озеро. Черная полоса засохшего дна, окруженная осокой, тянулась до самого горизонта. Вода осталась только у плотины — небольшая мутная лужа.

При всех злоключениях охота состоялась.

Были гуси, курлыкающие в поднебесье, были утки, покрякивающие, чтобы стая не разбивалась. Только гуси, отдыхавшие раньше на озере, теперь пролетали мимо, а утки ошарашено метались в поисках воды и улетали восвояси. А еще были долгие, ярые споры у костра о причинах трагедии.

Уже возвращаясь в Саратов, попытались найти глушитель. На дороге виднелись отчетливые следы другой машины.

— Кому он нужен-то! — возмущался Валера. — Его все равно выбрасывать!

— На металл, поди, сдали, — сказал я.

Чуть позже, уже на трассе, словно в подтверждение слов увидели, как местный дед копается на придорожной свалке в поисках железок. Транспорт — обычная телега, тягловая сила — худая кобыла. Улов был скудным — несколько метров стальной проволоки, да ржавый обрезок трубы. Из телеги торчала лопата. С земли уже все собрали, оставалось только выкапывать.

Перед многочасовой дорогой решили остановиться у небольшого пруда прямо на краю деревни. Завидев пятнистые костюмы, к нам тут же подошел один из местных.

— Ну как, ребят?

— Да, глушитель в степи оставили — и дня не пролежал.

— У-у-у! У меня сосед решил дом укрепить — протащил по забору колючую проволоку, так на второй день сняли. Работы нет, только железки и остались. В магазине, вон, девка день и ночь сидит за полторы тысячи — и счастлива. Жизнь такая… Охота как?

— А... — махнул я рукой. — Высохло озеро.

— А где были?

— На Белом…

— Да спустили его!

— Как? — опешили мы.

— Вот так. Егеря бывшие приехали туда летом. Привезли лодки с моторами, рефрижераторы, насосы, охранников вооруженных. Спустили воду за месяц. Всю рыбу выцедили. Неделю грузовиками вывозили. Мы с тестем на рыбалку туда подались, так они на лодках подлетели. Первый выстрел в воздух, второй по камышам, и матюками. А что им сделаешь? У кого ружье — тот и прав. Они так три пруда за лето спустили.

— Так ведь их же больше не восстановишь!

— Ясно дело. Родники пересохли, система нарушена. Вот так у нас здесь весело...

(продолжение следует)

Александр Серов

Саратов — Питерский район — Саратов