Вчера в Государственную думу правительство России внесло законопроект об ответственности чиновников за отказ от информирования общества о своей работе. Разрабатывать его начали еще в 2000 году в ведомстве Германа Грефа. К 2003 году разработали. Летом 2005 года правительство России его одобрило. И вот, вчера законопроект дошел до госдепов. Теперь скорость превращения чиновников в более открытую касту зависит всецело от доброй воли депутатов.

Вчера же меня вызывали в суд свидетелем. Слушалось дело по иску заместителя председателя правительства Саратовской области Алексея Щербакова к газете «Время». Смысл обиды зампреда состоял в том, что его несправедливо, как он считает, обвинили в закрытости для газеты «Время» в частности, для СМИ вообще и для общества, читай, в целом. И чтобы признать данный факт имеющим место, зампред не пожалел времени своего представителя, который был вынужден познавать в судебном процессе тонкости журналистского ремесла.

Вышедшие из зала через два часа к нам, свидетелям, телевизионщики, которым разрешили снимать разбирательство обиды зампреда, еще имели силы потешаться. Потому что естественное незнание представителем зампреда некоторых тонкостей нашей профессии заставляло его задавать некорректные, с нашей, журналистской точки зрения, вопросы. Например, представитель спрашивал, почему вопросы зампреду задаются не в письменной, а в устной форме? И почему журналист не спрашивает, не записывает и не хранит фамилии секретарей, укрывших своего шефа от посягательств и домогательств СМИ?

Мне, в прошлом работнику газеты «Время», тоже предстояло рассказать на суде о том, когда мне лично отказывал Щербаков в интервью. Мне было легко это сделать, потому как у меня был пример минувшей пятницы. После заседания коллегии минэкономразвития я подошла к зампреду Алексею Щербакову и министру экономразвития Александру Стрелюхину с просьбой об интервью на узкую тему об инвестициях и инновациях. В инвестициях меня интересовали прошлогодние 42 млрд рублей, отправленные в основной капитал. (Очень хотелось узнать, в чей капитал и кем, т. е. про структуру этих немаленьких инвестиций). А в инновациях — нанотехнологии, которыми саратовское правительство в пресс-релизах хвалится, а в стране нашей при этом, как авторитетно заявляют люди знающие, никаких нанотехнологий на самом деле нет, да и в скором времени серьезных и не предвидится.

Но конкретизировать не получилось. Потому что зампред Щербаков сразу сказал, что он — нет, не будет со мной говорить, а министр Стрелюхин отправил меня к начальнику управления Борису Куликову договариваться о встрече. Борис Куликов тут же мне доверительно и сообщил, что министр Стрелюхин сегодня не будет со мной уже говорить, а завтра не сможет. Потому что министр с завтрашнего дня в отпуске.

Не сомневаюсь, что по выходу из отпуска найдутся другие причины. Не сомневаюсь потому, что министры подведомственного зампреду Щербакову блока со мной с некоторых пор не разговаривают. Не то чтобы прямо отказывают, потому что Алексей Анатольевич не любит то ли меня, то ли газету «Время», то ли все средства массовой информации вместе взятые, но связь и дураку понятна. Потому что раньше-то отвечали министры на вопросы, и чаем поили, и на посторонние темы иногда отвлекались в разговоре, а с приходом зампреда Щербакова — как отрезало. Нет — и все. И получается у нас с экономическим блоком теперь круговая какая-то порука. Члены околощербаковского круга не допускают меня до своих тел с моим диктофоном, а в ответ на это пренебрежение — то ли ко мне, то ли ко всем средствам массовой информации вместе взятым — я все внимательнее ловлю всякие неточности, неумности, нелогичности и некорректности в их публичных выступлениях и бумагах. И пишу про это. А могла бы писать интервью.

Судье я объяснила, что это наиболее любимый мною жанр в журналистике. Подумал полчаса над вопросами, полчаса их позадавал, два часа потратил на расшифровку и — получи гонорар без всяких творческих мук. Судья, кажется, поняла. По крайней мере, когда я рассказывала, что губернатор только что президенту доложил, что в Саратовской области прорыв, какого не было многие годы, а экономический блок правительства не хочет тонкости этого прорыва комментировать, популяризировать и доносить до масс, судья улыбнулась.

Вердикт по иску зампреда судья пока не вынесла. Но, сидя в коридоре районного суда почти час в первый день и более двух часов во второй, думала я не о санкциях, которыми грозит решение в пользу истца Щербакова, а о более абстрактных вещах. А именно — об отношениях прессы и власти.

Думать было легко, потому что многие умные люди об этом уже высказывались и оставалось лишь припоминать наиболее яркие сравнения, отфильтрованные памятью. Сначала я вспомнила, как на каком-то семинаре в Самаре в далекие времена опьянения свободой в СМИ Алексей Симонов, представляющий свой фонд защиты гласности, подзуживал нас, провинциальных журналистов, примерами из жизни зарубежных коллег. И самым ярким примером была каррикатура, кажется, в английской газете, которая изображала столб и писающего на него кобелька. Столб, как понимаете, изображал в той зарубежной стране власть, а кобель — прессу. У нас в России сейчас происходит все с точностью до наоборот. Опять же, возвращаясь к умным людям, вспомнила Виктора Шендеровича, который как-то пришел общаться в клуб региональных журналистов «Из первых уст» непосредственно после осеннего телеобщения президента с народом. Блестящий телеигрок Шендерович был просмотренным зрелищем так возмущен, что никакие другие темы, кроме как превращение журналистики в обслуживающий персонал власти, ему в голову не шли. Потому что возмутили Шендеровича не президент с его ответами, и не народ с его вопросами, а российское телевидение, представленное ведущими ОРТ и РТР — Катей и Сережей. Гневался на них политический сатирик Шендерович, потому что не задали они от имени народа президенту вопросы о Ходорковском и Чечне, а неумение задать острый вопрос означает, по мнению Шендеровича, потерю в системе заданных координат. Нет, в той системе, что предложила власть, ведущие ОРТ не потерялись, но Шендерович-то имеет в виду совсем другую! Профессиональную. Где и молчание, и размышление, и тем более уход от ответа являются красноречивыми только в том случае, если на интервьюируемого направлена камера, а в кадре остается его крупный план. Шендерович уверен, что людям-зрителям-избирателям нужна эта напряженная работа мозга или совести представителя власти. А утратив умение следить за ними, журналистика теряет в качестве и, что еще более важно, вместе с этим теряет она имена. Ибо, как пророчествует Виктор Александрович, удаленный властью со всех экранов, выстроенная властью на сегодняшний день конструкция несовместима с жизнью и когда-нибудь она навернется. И встанет вопрос: сколько журналистов не стали «попализаторами власти» и не потеряли профессиональной репутации? Отверженный властью вместе со своими услугами по информированию общества Шендерович опасается, что таких представителей СМИ, которым люди смогут верить в очередные времена свободы слова, останутся единицы. По мнению Шендеровича, в центральных средствах массовой информации их уже единицы.

Что касается провинции, судить нам.

Вот смотрю на саратовскую газету «Новые времена» за 19-25 января 2007 года и радуюсь. Во-первых, заголовкам. «Кредит доверия подтвержден». Это о встрече саратовского губернатора и российского президента в Ново-Огареве. «И стало тепло». Это о народной примете, которая говорит, что аномальная зима — к удачному избирательному году. «Надо не протестовать, а работать». Это о том, что раньше «в области не было единого подхода, какими путями должна развиваться экономика, политическая жизнь и вообще социальные вопросы», а теперь есть. Все понятно. Думать ни о чем не надо. Все по пунктам расписано и вбито прямо в голову.

1. На федеральном уровне очевидно уже почти два года, что Павел Ипатов — первый из назначенных, а не «переназначенных» российских губернаторов, является символом политической реформы Путина в стране. Теперь в этой истине смогла убедиться и саратовская политическая элита.

2. Павел Ипатов олицетворяет собой сотрудника президентской вертикали, а это означает, что говорим Павел Ипатов — подразумеваем «государственную систему в целом». Об этом должны крепко задуматься «некоторые политические деятели, пытавшиеся на региональном уровне вмешаться в вертикаль власти» под прикрытием партий и других общественных организаций.

3. Все «реальные улучшения в экономическом и социальном положении, которые происходят и произойдут в перспективе» связаны с «политикой президента Владимира Путина и ее проводником... Павлом Ипатовым».

4. Встреча главы государства и главы региона поделила историю Саратовской области на два периода. «Отныне действия любого представителя саратовского политэкономического сообщества будет оцениваться в рамках соответствия результатам этой встречи».

По мне, так Шендерович отдыхает. А на чей-то вкус — образец отчета с пресс-конференции первого лица области. Не сомневаюсь, что подача материала в газете процитированным образом найдет своих поклонников. Читатели — они ведь разные. Данный вывод означает, что и СМИ должны быть разными.

Еще один лектор клуба региональных журналистов Михаил Краснов, который в ельцинские времена занимал внушительный пост и на чьей совести модернизированная под президента Конституция России сегодня переживает глубочайшие душевные муки по поводу своего бюрократического участия в формировании механизма политической власти в России. Главной ошибкой он считает теперь ставку на поиск лучшего лидера. Потому что ныне эта ставка обернулась тем, что общество не может построить клетку для власти. Единственным выходом из созданной бюрократами современной политической системы может стать развитие партийных СМИ в нашей стране. Которые будут отражать точку зрения на власть претендующих на власть партий. Электорат партий и будет читателями и зрителями этих СМИ. И по читательской и зрительской аудитории станет возможным оценить популярность позиций партий. Кстати, в этом случае появляется вероятность того, что некоторые СМИ без риска для жизни превратятся наконец-то из столбов в кобельков. Что не исключает того, что при победе их партий в других политических циклах их СМИ станут столбами для других собак. Так образно я пытаюсь сказать о конкуренции.

Но еще более образно насущную необходимость этой самой конкуренции выразил уже цитированный Шендерович. Из собственного армейского опыта он хорошо помнит, что солдаты в армии через какое-то время перестают заботиться о чистоте носков и сморкаться в платки. Шендерович считает, что это происходит из-за того, что в среде себе подобных исчезает стыдливость. По Шендеровичу, власти без присмотра прессы и оппозиции тоже ничего стыдиться не приходится.

Можно, конечно, обойтись и без таких натуралистических сравнений. Есть у меня оценка и от других компетентных в вопросе источников. Например, Герман Греф на заседании правительства России убеждал его членов другими словами. Говоря о необходимости заставить чиновников общаться с прессой и обществом, а отказывающихся это делать — штрафовать, он напомнил, что Россия занимает «почетное» сороковое место из 48-ми стран по информационной открытости и прозрачности власти, находясь рядом с Египтом, Сирией и Китаем. Возможно, найдется немало людей, удовлетворенных данным фактом. Но мне, в 21-м веке, от него как-то не по себе.

Ольга Копшева