Писать о цензуре сейчас, пожалуй, неактуально. Действительно, какой смысл рассуждать о том, чего официально нет? Провокаторы, конечно, видят признаки цензуры в том, что некоторые учредители, скажем, газеты, внимательно вычитывают тексты перед их выходом в печать. Но это всего лишь повседневный быт современной журналистики. Не более.

Мыслящие журналисты-федералы сейчас озабочены другой, «более ужасной и сильной вещью, чем государственная цензура». Речь идет о самоцензуре в СМИ.

Тему эту поднял на недавнем семинаре клуба региональной журналистики «Из первых уст» заместитель редактора РИА «Новости» Андрей Колесников.

Так вот, по мнению Колесникова, самоцензура СМИ сформировалась и окрепла в последние годы. Проявляется она в том, что «главные редакторы крупных изданий пытаются угодить действующей власти и становятся святее Папы Римского». В качестве примера самоцензуры Колесников привел еще свежую в памяти историю с журналом «Forbes» и Еленой Батуриной, когда Регина фон Флеминг пустила под нож тираж декабрьского номера журнала. Фраза Колесникова о том, что «любое крупное издание неизбежно вынуждено учитывать силу того или иного бизнес-клана», стала, увы, аксиомой, которой уже никого не удивишь.

По глубокому убеждению Колесникова, сами стандарты журналистики разрушаются благодаря самоцензуре не менее эффективно, чем при госцензуре советского типа. Обсуждая услышанное, провинциальные журналисты высказали крамольную мысль о том, что свободную прессу в России «задушил» Владимир Путин. На это Колесников ответил: «Путин не задушил свободу слова. Ее задушили главные редакторы, которые сами приняли правила игры. Это проблема личного выбора: либо ты остаешься главным редактором, либо тебя сносят за то, что ты не принимаешь эти правила. Это личное дело каждого, дело ума, совести и чести».

Как бы то ни было, а роль Владимира Владимировича в том, что происходит сейчас с журналистикой, переоценить сложно. По мнению того же Колесникова, «происходящее напрямую связано с той атмосферой, которая существует в стране. С тем экономическим укладом и политическим режимом, которые сложились. И с той идеологией, которая стала в стране доминирующей».

Кстати, об идеологии. Именно она стала главной темой лекции Колесникова, которая официально так и называлась: «Идеология власти». По мнению журналиста, идеология сегодняшней власти, при всех попытках ее как-то оформить, сформулировать разными сложными словами, это САМА ВЛАСТЬ: «Все, что мы сейчас видим — агрессивная внешняя политика, огосударствление экономики, изменения в избирательном законодательстве, которые ограничивают право выбора, фактическое формирование монополизма в политической системе — практические результаты видимой, ясной, понятной идеологии Путина. На практике она заканчивается тем, чем заканчивается, — огосударствлением, изоляционизмом и сужением демократического поля».

Для обозначения сегодняшней идеологии Колесников предложил обсудить термин «суверенная демократия». «В ее практическом воплощении это, конечно, национализм и ксенофобия, которые становятся фирменным знаком современной государственной идеологии».

Кто же придумал эту злосчастную «суверенную демократию» и то, что за ней скрывается? Ответ напрашивается сам: «Идеология Путина сильно персонифицирована. Она — его собственная. Она выстрадана им». Так сказал Андрей Колесников, не понаслышке знающий главу государства, и добавил: «Он перестал нуждаться в спичрайтерах в узком смысле слова и в советниках в широком смысле. Когда первое лицо теряет необходимость прислушиваться, слушать кого-то — это плохо. Уходят сомнения в правильности собственных решений».

Есть еще один, на самом деле, страшный момент. Президентскую идеологию очень хорошо принимает истосковавшееся по единой идее, или, если хотите, наоборот, уставшее от плюрализма мнений население. Взять хотя бы недавнюю борьбу с грузинами. Ведь, по данным всех мало-мальски серьезных социсследований, большинство россиян чуть ли не с восторгом восприняли лозунг «Бей грузин». По мнению Колесникова, то, что творится сейчас, трудно даже себе представить при поздней советской власти: «Единственное, с чем это можно исторически сравнить — ситуация при позднем Сталине, когда боролись с космополитами. Тогда космополитами были евреи, сейчас — грузины. Это ситуация абсурда, но таково прямое следствие реализации на практике идеологии суверенной демократии».

И напоследок, от пресловутой суверенной демократии перейдем к не менее интересной теме — теме преемника. 2008 год ждут с разными чувствами — кто-то с опаской, кто-то с надеждой... И всех интересует вопрос: кто же займет место такого родного и уже привычного ВВП? Не ушел от него и Колесников. Его точка зрения заслуживает внимания. Интересно даже не то, что он в качестве потенциальных преемников назвал троих: Дмитрия Медведева, Сергея Иванова и Владимира Якунина. И даже не то, что, по мнению Колесникова, произойдет, если они встанут во главе государства: «Возможно, Медведев будет больше заниматься экономикой, у него мозги более "либерально" устроены, чем у кого бы то ни было еще. Иванов станет агрессивным "ястребом", который только усилит изоляционизм. При Якунине еще больше, чем сейчас, государство будет заигрывать с православием». А самое интересное то, что, независимо от того, кто станет президентом, это будет все равно «третий срок Путина»: «Я полагаю, что сохранится идеологический вектор, заданный первыми двумя сроками Путина. В смысле, Путина не будет, но третий срок будет в идеологическом смысле. И в период между 2008 и 2012 годами я не предвижу никаких серьезных идеологических изменений». Вот так. А что же дальше?

По мнению Колесникова, в этот период идеология может начать расшатываться, потому что мир вокруг нас будет меняться: «Что-то будет меняться в стране, в головах людей, в экономике. Это естественным образом придет, может быть, к концу третьего срока». В общем, до каких-то изменений осталось потерпеть всего ничего — каких-то 5 лет. Зато потом... Но не будем загадывать, поживем — увидим.

P.S. Как ни странно, но Колесников нам — региональным журналистам — отвел достаточно серьезную роль: «Пытаться противостоять этой идеологии можно, в том числе, наверное, на региональном уровне, а может быть, только на региональном. Стратегия будущего не очень понятна в условиях идеологии нынешней власти, которая неизвестно сколько продлится, и что вообще из всего этого выйдет. Но поскольку надежда сохраняется, лучше бы здесь пожить, поделать, пописать какие-то статьи...». Вот мы и пишем «какие-то статьи», борясь с суверенной демократией и самоцензурой...

Юлия Аракчеева