Новый праздник российского календаря — День народного единства — на самом деле церковный. Сколько бы ни убеждали нас служители православной церкви в том, что он гражданский. Косвенным подтверждением этого является настойчивое желание священнослужителей объяснить его смысл. А прямым — сам навязываемый празднику 4 ноября смысл «великого дела объединения народа».

Этот смысл на территории нашей страны заявлять, в общем-то, опасно. Потому что лучше всего он ассоциируется с песенной строчкой «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой...». О фашисткой орде, что в песне появляется дальше, помнят — в свете последних событий — немногие. Это я о масштабах Русского марша, заявленного именно на день этого праздника во многих городах России. Слава богу, у мэров и губернаторов хватило мужества запретить шествие, хотя, по мнению многих политиков, этого не следовало делать. Потому что в заявленных лозунгах никакого экстремизма не было, а, напротив, даже была поддержка президента в его стремлении выделить в особые условия коренное население России. Президент уже несколько раз пытался разными способами объяснить, что он имел в виду совсем не только русских. Ну да наше человеческое сознание слышит только то, что ему приходится по вкусу. А потому уж — что услышали, то услышали. Лозунг «Россия для русских» был создан политтехнологами Кремля. И какая теперь разница, что политтехнологи его не сами придумали, а подслушали голос улицы? Лозунг есть. И сомнительный праздник, к которому приурочиваются Русские марши, тоже.

Сомнительный этот праздник хотя бы потому, что мы — люди, населяющие российские просторы — очень плохо знаем свою историю. А значит, продолжаем заглатывать ту пищу, которую нам приготовил кто-то другой. Меж тем, от повара очень даже зависит начинка пирога под названием История.

Вот пришла в редакцию «СаратовИнформа» статья священника Михаила Воробьева под названием «Праздник народного единства, или Чему может научить смута?». А незадолго перед этим пришлось читать главу о том, чему может научить смута в книжке современных историков Карацубы, Курукина и Соколова «Развилки истории». И учит смута, представьте себе, православных священников и светских, правда, либеральных, историков разному.

Если отбросить эмоции про Православную Церковь — «неоспоримую нравственную силу», — которых достаточно много в статье, то главное в тексте священника Михаила Воробьева сводится к тому, что православные служители культа все годы смуты служили российскому народу, выправляя его сознание на единство власти и народа в деле формирования гражданского общества в России.

По мысли священника Воробьева, смута, по факту, была настоящей гражданской войной сословий, которые нервно реагировали на пресечение первой русской династии царей Рюриковичей. После того, как российский народ потерял законного правителя Федора Иоанновича, сына Ивана Грозного, начался поиск преемника. За дело взялся патриарх Иов, собравший Земской собор.

Собор назвал имя Бориса Годунова. Но к сожалению, Собор состоял из государевой думы, дворцовой администрации и дворян. От того, что числом «выборных» от городов пренебрегли (они составляли всего 8 % от общего числа участников ), легитимность царя осталась под вопросом. Именно с недостаточным числом «выборных» от городов автор Воробьев связывает появление Гришки Отрепьева и стоящих за ним поляков, пришедших на российские земли, чтобы уничтожить Русскую Православную Церковь.

Патриарх Иов рассылал по городам и весям грамоты с просьбой служить Борису, а не «Гришке-расстриге», но «московские предатели-бояре» пресекли его деятельность высылкой в монастырь. А самозванец вошел в Москву под колокольный звон. Автор Воробьев пишет, что его победа стала возможной из-за поддержки значительной части русского населения.

Лжедмитрия поддерживал Лжепатриарх Игнатий. Но большинство духовенства («мужественные русские священнослужители») встали на защиту Святого Православия. И через год с небольшим восставший против Лжедмитрия народ, «не потерпевший надругательства над своей верой», убил приведенного западными войсками в Россию царя.

Потом были Василий Шуйский, другой Лжедмитрий, царевичи, и сыновья царевичей. Половина страны находилась под властью иноземцев, которые беззастенчиво грабили русскую землю. Никакой вертикали политической власти не было. Не смог ее скрепить даже мужественный священник патриарх Ермоген, поддерживающий Василия Шуйского. Ермогена, кстати, тоже насильно постригли в монахи.

Московские бояре, с чьей легкой руки и происходил весь беспредел, снова предали интересы России и позвали на трон сына польского короля, который не прекращал войны с российским государством. Теперь уже патриарх Ермоген рассылает грамоты с обращениями к народу собирать ополчение и освобождать страну. И из своего монастыря, по церковной версии истории, Ермоген передает повеление взять в ополчение чудотворный образ «осенней Казанской» Богоматери из Казанского собора.

Повеление было исполнено. Все сословия русского общества объединились. Сами профинансировали поход на Кремль. И взяли его. Правда, в день празднования нового российского праздника, только Китай-город. Сегодня священники объясняют недопобеду тем, что взятие Китай-города являлось переломным моментом в битве с инородцами. Священников понять можно. Им надо привязать победу к церковному празднику «осенней Казанской» иконы.

Земский Собор, на котором выбирали царя, собирали тщательно. Он был многолюдным и полным. Кроме крестьян на нем были представлены все сословия. Наконец у России появился царь, законность которого признали все.

«Церковный праздник возвратился в календарь, — пишет священник Михаил Воробьев. — Нужен ли он современной России?... День народного единства — напоминание власти о ее ответственности перед народом, напоминание об актуальности парламентаризма и гражданского общества. С другой стороны, это напоминание каждому гражданину России — от политика до олигарха — о том, что помимо сословных, национальных и иных частных интересов, существует главный — общенародный...».

По мысли авторов «Развилок истории», победа ополчения под предводительством Минина и Пожарского вновь развернула Российское государство на «особый путь» самодержавия и православия, лишив его шанса пойти по пути европейскому.

И события в книге либеральных историков подаются немного не так. Да и глава называется жестче: «За что боролись в смуту?». По Соколову и двум другим авторам получается, что за конституционный эксперимент по ограничению самодержавной власти. Ограничить ее в годы смуты пытались дважды. И не смогли. Новое боролось со старым. Старое победило.

Итак, по второму варианту истории, четыреста лет назад, после смерти царя Федора (сына Ивана Грозного), началась борьба придворных группировок за власть. В это время Борис Годунов провел блестящую «избирательную кампанию». От имени сестры-царицы он объявил амнистию всех виновных людей и получил поддержку Церкви, младших бояр, бывших опричников. Знать сопротивлялась. Но Борис раздал войску жалованье за три года, и войско встало на его сторону. Бояре смирились. Борис, за сто лет до Петра, стал приглашать в Россию иностранных специалистов и посылать дворянских ребят для изучения языков и наук в Вену и Оксфорд.

А потом в России начался страшный голод. По стране катились бунты крестьян и холопов, осложненные вторжением иностранных войск. Все эти катаклизмы стали восприниматься большинством населения (крестьянами) как наказание стране, оказавшейся под властью «неистинного» царя. Нужен был царь истинный. Крестьянам, войскам (которые состояли из крестьян)... И именно они открывали ворота крепостей Григорию Отрепьеву. Церкви он был противен хотя бы потому, что, по некоторым сведениям, готовил секуляризацию(сокращение) церковных земель. Легко догадаться, с какой теперь стороны поползли слухи, что и этот царь неистинный? Его убили во время заговора во главе с князем Шуйским. Он имел к тому времени репутацию страдальца за правду. Политического заключенного, если хотите.

Именно Василий Шуйский, вступая на престол, дал крестоцеловальную запись — первое в истории России юридическое обязательство царя перед подданными. Без суда смерти не предавать, добра не отнимать...

Но общественный договор власти и общества был сорван непризнанием Шуйского десятками городов, представителей которых не позвали на выборы царя. Против Шуйского поднялись холопы, крестьяне, служилые люди. Они сделали ставкой нового царя подмосковное Тушино и привели туда второго Лжедмитрия. А потом он вешал приведенных другими холопами на захват власти семерых «сыновей-царевичей» царя Федора...

Было в России получается два правительства, два патриарха — Гермоген и Филарет. К 1610 году в Москве исчезла всякая власть. Хотя в Тушино сидел Лжедмитрий, а в Кремле сидел Шуйский. Никто не знал какая власть законна.

По велению народного собрания Шуйского насильно постригли в монахи. А дальше выбор был невелик: сажать на трон Лжедмитрия или сына польского царя. Цвет московской знати выбрал поляка. В труднейших переговорах бояр, дворян и виднейших православных дьяков с польским гетманом подписали договор о вечном мире и союзе России и Речи Посполитой. Оговаривалась в этом договоре роль православия как единственно допустимого вероисповедания в России и определялся круг вопросов, которые государь должен был отныне решать только после совета с русским обществом.

Договор сорвало нежелание сына польского короля взять себе православную жену и самому креститься в православную веру. Так говорят. Но сейчас, с расстояния в 400 лет, видится, что больше всего урона попытке договориться помешали несформировавшиеся общественные чаяния. Это смешно, наверное, но по версии авторов «Развилок истории», о договоре вели речь польский гетман и российские послы-дьяки. Большинству же населения России никакие договоры с царем нужны не были . И справедливое общественное устройство тоже было не нужно. Казакам хотелось воли, крестьянам —мирной жизни без помещиков, дворянам — поместий. А всем вместе нужен был государь, как источник милостей и гарант от произвола сильных.

И бояре, и дьяки, и казаки пытались в этой неразберихе урвать себе кусочек собственности. И урывали. А на окраинах страны зрели настроения покончить со всем этим беспределом раз и навсегда. Там, в российских провинциях, формировали свое собственное правительство, ладили чеканку монет с именем законного, прежнего, досмутного, царя Федора. Летом 1612 года начался поход. Ополчение утвердило свою власть в городах вокруг Москвы. А в октябре — в Москве. После этой победы смута еще гуляла по стране. Воевали, вешали до 1619 года, когда казаков отправили служить по разным городам-весям за приличное жалованье.

Страна успокоилась.

Так что в празднике этом заложена многослойная радость. От победы Православия. От победы монархии (власти одного человека). От победы над инородцами-западниками, диктующими нам как жить. От победы принципа «Раньше думай о родине, а потом о себе».

Новый праздник очень быстро входит в жизнь. Если в прошлом году, по опросам социологов, о нем знали 8 человек из 100, то в нынешнем — уже каждый пятый. Пока, правда, жители больших городов. Может, оно и к лучшему, что не дошло еще до всей страны, что и почему празднуем. В конце-концов все наши российские праздники учреждаются ненадолго. Как говорит в своей статье Михаил Воробьев, «Годовщину революции 1917 года большинству наших соотечественников праздновать стало как-то неприлично». Ну а этот новый праздник, по мнению священника, прилично. Пока, надо понимать. До тех пор, пока в России учат по историческим новеллам, написанным на основе «Истории государства российского» Карамзина. Нанятого троном для пиара российских ценностей – самодержавия и православия..

Ольга Копшева