Борхес утверждал, что есть только три сюжета. Долгая осада крепости с амбициями лидеров, замером мужских достоинств и предательством («Илиада»). Многолетнее возвращение домой с приключениями, неприятными сюрпризами ближе к финалу, и двусмысленным хеппи-эндом («Одиссея»). Земной путь сына Божия с триумфами и страданиями (все четыре Евангелия).

Все остальное – только производные, более или менее изобретательно поданные.

Мне до Хорхе Луиса, как до Пекина, и все же, как русский человек, я бы хотел его сузить. Да и саму тему тоже. Имею наглость утверждать: в российской политике, как на федеральном, так и на региональном уровнях, вечен только один из сюжетов единственной книги – «Трех мушкетеров» Александра Дюма. Все остальное – лишь производные.

Это вообще достойный изучения феномен – почему в России именно «Три мушкетера» стали самой известной французской книгой? Надо сказать, что во всем мире больше уважают «Графа Монте-Кристо» - в мире испаноязычном (Латинская Америка), с его культом возмездия, страсти и стихии – это вообще Библия, где содержаться ответы на все вопросы – от «кто виноват» до, извините, «что делать».

В России политизированность сродни мастурбации – все делают, а признаются единицы самых отвязанных и, чего бы оправдательного не говорили специалисты, оба занятия считаются греховными. Однако именно политическую линию «Трех мушкетеров» выбрали за основную модель существования целого государства.

Речь о конфликте светской власти и духовной, короля и кардинала, а по-российски все глубже, конфликте между патриотизмом и идеологией. По роману – помните? Франция 17 века, король и государственность – пылкая, поэтическая и слабая, как и любая подлинная любовь к родине. Кардинал и идеология – сильная, жестокая, лицемерная. В общем, традиционная российская ситуация – патриоты истинные (мушкетеры) и по долгу службы (гвардейцы кардинала). Схема универсальна при любом государственном строе: монархии, тирании Сталина и диктатуре КПСС, ельцинской демократии («шалтай-балтай на кремлевской стене») или нынешней «суверенной».

Кстати, кого мы так уж сильно помним с обеих сторон? Ну, понятно, четверку мушкетеров, их капитана де Тревиля – последнего больше по игре Льва Дурова. Да, еще, конечно, тринадцатый Людовик – самое слабое звено. С другой, вражеской, стороны все пестрей и многообразней. Сам великий и ужасный Ришелье, коварная вамп Миледи, ловкий политтехнолог граф Рошфор, а есть еще какой-нибудь граф де Вард, ловкие фехтовальщики де Жюссак и как его… кажется, Бикара. Тоже повод задуматься. Вернее, зафиксировать еще одну российскую новацию – увы, ничего в этом мире не постоянно и гвардейцы иногда переходят в роту мушкетеров и наоборот. Можно сколько угодно говорить о низменно-материальной природе этих метаморфоз, но в нашей схеме работает все-таки духовная первооснова принципа самоопределения.

Чтобы дальше не рассусоливать, перенесу схему на региональную почву – думаю, к вящему удовольствию читателя.

Вот поздний Аяцков. Почему он, ранее явно персонаж «королевской» линии, вдруг утратил право ее воплощать? Во всяком случае, в представлениях элиты? А все просто. Региональный патриотизм от Дмитрия Федоровича году эдак к 2003-му подиссяк и выдохся. Тема подвесок королевы (особняки в ущелье) приобрела карикатурно-похабный формат. Взамен Аяцков мог предложить только тренд сохранения самого себя у власти – и ряды мушкетеров предсказуемо начали таять. Тем паче, что оказавшийся на безрыбье гасконцем Абросимов слишком явно декларировал не «один за всех и все за одного», а «вы все …, а я Д`Артаньян». На этом фоне позиция Идеолога-Византийца-Ришелье Вячеслава Володина казалась единственно правильной и государственной. «Что выгодно для меня, выгодно для Франции». Народ толпой подался записываться в гвардейцы. Представьте, что Людовик отправляет де Тревиля на пенсию, Атоса в Бастилию, и друзьям ничего не остается, как принять предложение кардинала, только что с триумфом взявшего Ла-Рошель.

Думаю, великий Дюма подобного поворота сюжета вовсе не исключал – во всяком случае, в других романах серии он в том или ином виде проявляется.

Уход Дмитрия Аяцкова и появление Павла Ипатова были не просто сменой власти, но всеобщей точкой отрезвления и возвращения в привычные координаты. Господствующие настроения того времени: «наконец-то у нас нормальный губернатор!». В подтексте это расшифровывалось как обретенная возможность служить королю и родине, без стыда за первого и страха за вторую. За полтора года случилось много чего, но показательно вполне по-мушкетерски сформулированное кредо сторонников Павла Ипатова, когда им кивают на недостатки первого лица. «Он назначен Президентом!» - а монаршая воля священна, поскольку осенена свыше. Продекларированный переход к «суверенной демократии» только укрепляет подобные настроения.

Если королевская власть, опирающаяся на подлинный патриотизм, в общем-то, явление незыблемое, то идеологическая линия от Ришелье зависима от конъюнктуры, Ришелье легко превращается в Мазарини, иногда это происходит быстро и почти незаметно. Если короля играет свита, то кардинала она бессознательно упрощает и пародирует. Собственно, отсюда все события последнего года, для посвященных не нуждающиеся в расшифровке.

Только одно замечание, близкое мне по профессиональным причинам. Сейчас повсеместно, в том числе и на форуме «Саратовинформа», обсуждают причины рассеяния медиа-империи Вячеслава Володина. На мой взгляд, граница здесь прошла не между преданными и предавшими, возжаждавшими благ земных и удовлетворенными малым, а именно приверженцами вечных и преходящих ценностей. Вот только на какой стороне те и другие, каждый решает и продолжает выбирать сам для себя.

С позиций «трехмушкетерской» логики можно объяснить массу вещей: создание второй мощной партии и расклад сил на предстоящих выборах, внутрипартийные конфликты и эпистолярные упражнения местных политиков… Однако, как и любая аналогия, моя может завести слишком далеко, поэтому закругляюсь.

«Россия – роскошный фасад; что за ним делается – никого не волнует, а между тем безалаберность есть поистине душа этой страны». (Александр Дюма).

Алексей Колобродов